У меня на руках умирает любовь. Ее слабенькое тело безжизненно лежит в ладонях все меньше и меньше оставляя надежды. Так и не дождавшаяся твоей ласки и теплоты она, мой плод, доживает свои последние часы. А я бессилен. Все что можно было сделать, предпринять, написать и выдумать… Иногда тельце слабо шевелится, широко открываются глаза и уже в бреду начинает мне что-то говорить, говорить собирая слова, сваливая их в кучу, выстраивает чередой и начинает раскачивать в тупом ритме безнадежного стиха…
Уже трудно поверить что это едва живое создание когда-то заставляло меня дуреть, срываться с места, мчаться бог знает куда… А вечера и ночи, которые мы просиживали с ней вдвоем? Устраивается напротив меня, положив подбородок на сложенные на столе руки, смотрит пристально в глаза и после паузы:
— А что если она вовсе не придет?
И я рассказываю ей, что будет если ты вовсе не придешь. Потом мы все это перечитываем, безжалостно обсуждая написанное.
Она не может жить без тебя.
В последнее время жалко куталась в какое-то тряпье, сидела у заросшего паутиной окна, давно никому не нужного, и все вглядывалась во тьму за холодным стеклом болезненно чутко прислушиваясь к шорохам и шагам, заставляя меня метаться к этому окну на всякий стук, скрип снега или просто неясный звук, который может как-то означать твой приход. Она ждала болезненно и бестолково.
У меня на руках умирает любовь.
О чем ты плачешь?
Впереди еще много будет всего.