Крепко обхватив толстые прутья, прижимаясь лбом к холодному ржавому железу, вглядываясь вдаль, предчувствуя твой приход…

Целый век стою на холодном ветру, вглядываясь вдаль…, предчувствуя твой приход…

И вот осторожные шаги, и я открываю влажные глаза и встречаю твой взгляд и ловлю твои руки. Ты пришла. Я так и знал. Я ждал. Я предчувствовал твой приход.

Ты проскальзываешь сквозь решетку, сквозь решетку, которая держит меня в этом плену и я не в силах вырваться из нее сам, а куда мне вырваться? А кто меня вырвет, чтобы было куда…?

Ты проскальзываешь сквозь решетку и находишь покой, и я протягиваю свои руки, которые могут еще пока протягиваться и держать, дарить и хвататься за прутья той клетки, в которую сегодня пришла ты, чтобы превратить эту клетку моего рабства в уголок счастья, где нет ничего кроме твоих рук, глаз, губ…

И меркнет свет и только лицо, эти руки, и я на коленях пью маленькими глотками, чтобы не задохнуться…

А мрак прячет от глаз цепи кандалов и крюк в стене, и пустые флакончики из под ядов, которые щедро посылают заботливые кто-то. Эти яды съедают мне сердце, выжигают душу, оголяют мозг… Вот этот, темно зеленого стекла… Это миражи протянутых рук, добрых улыбок, отчаянных голов — они настоящие, они живут, они правда притягиваются, добры и отчаянны. Но на них нельзя опереться — можно только пожать, нельзя позвать — можно только ответить… Можно ходить среди них, как в музее, ходить в мягких тапочках, смотреть, читать таблички и пить эту отраву…

А этот с желтым пятном на боку… Сколько раз эта дверь… настежь… а там солнце, люди, голос, смех, они ждут, они помогут и дверь настежь и я бегу туда, к ней, падаю и снова бегу, пробираюсь, за что-то цепляюсь, кто-то хватает, рвет и перед самым носом с треском захлопывает, держит — а я боюсь, ломаю в щепки… А там тьма, пустота, холод…, холод одиночества.

И я запихиваю подальше за пазуху исписанные листки, пряча натруженные руки и пью эту отраву…

 

А ты уйдешь снова. Уйдешь в привычную старую жизнь, поменяв жажду на стыд и чувство долга. Уйдешь туда, откуда только ты знаешь дорогу.

А мне держаться за прутья решетки и вглядываться вдаль, предчувствуя твой приход. И жить в этой клетке моего рабства, откуда самому не вырваться, да и куда вырываться? И кто вырвет, чтобы было куда?

И пить эту отраву.

Где же они берут столько? Кто их мешает? Кто все это выдумал? За что?

А от кандалов язвы. Скоро ли конец?