Старый Город был старым городом. В нем было полно всего: и грязные затхлые подвалы, забитые всяким хламом (а кое-где этот хлам плавал в вонючей жиже сомнительного происхождения), и приличные сухие подвальчики, и старые едва живые дома, и дома приличные, и даже дворцы с мраморными колоннами, белыми лестницами, тихими скворечниками и уютными комнатками, с большим плоским залом торжеств, обитым дурацким красным плюшем и с дрянной акустикой.
В приличных домах и дворцах жили серьезные люди. Им не было дела до того, что творится в городе, какую воду пьют его жители и как живется тем, кому место хватило только в подвальчиках. Как всегда случается, именно в этих сомнительных подвальчиках ютились самые интересные и талантливые жители Старого Города. Как раз в таком тихом приличном подвальчике, куда можно было пролезть под трубой с журчащими нечистотами (и если повезет, то удачно), так вот, именно в таком подвальчике жили Пьеро и Мальвина.
Жили они ничего. Часто из подвала доносился смех и бряканье ложки о чашку — это Пьеро и Малвина пили чай с булочками.
Конечно, пол в подвальчике становился сырой, а то и мокрый. Тогда Мальвина кривила губки и сидела на высоком табурете поджав ножки в белых гольфиках, а Пьеро горестно, по театральному, вздыхал и разводил беспомощно руками с длинными рукавами. Эти рукава и поэтическая душа Пьеро, наверное и делали его беспомощным.
И конечно, однажды подвальчик затопило совсем и бесприютные Пьеро и Мальвина стали скитаться по городу в поисках мало-мальски приличного подвальчика, потому что место для них, повторяю, было только в подвальчиках.
Тогда-то и наткнулся на них Буратино. Он тут же влюбился в Мальвину и подружился с Пьеро, хотя он ему многое прощал.
И поклялся Буратино, что Мальвина будет жить в приличном подвале, сухом и уютном. Мальвина слабо верила в это, но Буратино-то знал, что если дружно взяться, то они с Пьеро из любого подвальчика сделают приличный. Надо только дружно взяться за дело и оборвать эти несчастные длинные рукава и прекратить, ну хоть на время, эти поэтические разглагольствования, которые отнимают столько времени.
И Буратино нашел такой подвальчик и со свойственной ему энергией взялся за дело.
Но какого же было его удивление, когда Пьеро отказался расстаться со своими длинными рукавами. Бедный Буратино. Как он его уговаривал, угрожал, даже писал агитационные стихи, но ничего не помогало.
И тогда Буратино попытался добиться всего один.
А в это время во дворце стало как-то скучновато. Мы не будем на-мекать на то, кто в нем тогда жил, скажем только, что развлечениями заведовал Дуремар. Верхние покои пустовали /там раньше обитала Шушара/, но она куда-то делась и развлекать теперь было некому. Дуремар знал обо всем, что творится в городе, знал он и Пьеро. И задумал он хитрость.
Зная характер Пьеро и нисколько не опасаясь Буратино, он решил предложить Пьеро «золотой ключик». Ведь Пьеро, услышав, что его будет ждать сказочная жизнь, не будет разбираться, настоящий это ключик или нет.
И вот однажды, он подкараулил Пьеро возле булочной, где тот всегда покупал булочки и предложил ему ключик.
Все вышло так, как предполагал Дуремар.
Вернувшись с булочками Пьеро заявил, что теперь они будут жить во дворце, при этом его рукава воинственно болтались из стороны в сторону и пролетали у самого носа Буратино, норовя его снести, но по счастью он остался с носом.
Мальвина очень обрадовалась. Ей казалось, что она любит жить во дворце. Да, она устала от грязи и хлама, ей хочется красивого, белого, мелодичного…
Бедный Буратино, у него тоже опустились руки.
Теперь он иногда заходит к Мальвине и Пьеро, попить чай с их бу-лочками, послушать новые стихи Пьеро, посмотреть на Мальвину, которая стала красивее, но была уже не та Мальвина, простая и искренняя. Появилась какая-то фальшь.
А Пьеро? Бедный Пьеро. Он ничего не замечал вокруг. А Буратино-то видел (ведь со стороны виднее), что на руках и ногах у Пьеро появились какие-то крючочки, которых раньше не было, а к некоторым уже тянулись ниточки, уходившие куда-то вверх. И иногда казалось, что рукой двигает не сам Пьеро. Глаза его теперь редко открывались — он часто читал стихи, а читал он всегда с закрытыми глазами. Стихи еще были ничего. Да и рот по-ка еще открывался самостоятельно.